Мотивация и дисциплина по Дэвиду Гоггинсу
В этом посте я бы хотел поразмышлять о способах мотивации в достижении целей, опираясь на советы и опыт Дэвида Гоггинса, американского «морского котика», ультраспортсмена и упоротого фанатика самодисциплины. Рассказ о самом Гоггинсе будет после вступления, которое я считаю важным для понимания того, зачем всем нам у него чему-то учиться. Но если вы спешите, то переходите сразу к разделу «Кто такой Дэвид Гоггинс?»
Внимание! В тексте упоминаются штуки, которые Гоггинс делает со своим телом и мозгом. Это жесть уровня «беги двести миль без сна» и «ломай себя, пока не сломаешься окончательно». Не вздумайте повторять — если только у вас нет железобетонной уверенности в себе, либо персонального врача и команды реаниматологов. Этот текст не инструкция по выживанию, а пинок под зад: не ной и делай больше, чем тебе кажется возможным.
Почему не получается начать с понедельника?
В начале всё всегда красиво. Ты поставил вдохновляющую цель, построил план, расписал маленькие шаги по её достижению и что ещё там советуют в книжках по саморазвитию. И вот уже Вселенная ПОЧТИ у твоих ног, в голове играет саундтрек из «Рокки», глаза горят праведным огнём. Первые дни ты максимально заряжен, делаешь всё, и даже больше, но спустя неделю-две…
… ты продолжаешь так же фигачить, и ещё две недели, и два месяца, и так далее, а потом ты достигаешь цель и кайфуешь от того, какой ты молодец!
Если у вас дела обстоят именно так, то дальше можно не читать.
Но бывает и так, что спустя довольно небольшое время все смелые и дерзкие планы ударяются об реальность. Тренировки пропускаются, будильник переводится на «ещё пять минуточек», а список невыполненных дел и проваленных задач растёт быстрее, чем твоё желание добиться успеха. Вчера ты грезил о том, как станешь машиной достижения целей, а сегодня сидишь с чипсами за компом и убеждаешь себя, что «отдыхать тоже важно». Мотивация сдулась, как дырявый шарик, а вместе с ней улетели и все самые смелые планы. И всё ближе подкрадывается заманчивая и обманчивая идея, убийца всего живого: «Начну заново с понедельника».
Часто между мечтой и её воплощением встаёт вопрос дисциплины: как продолжать двигаться, когда пропадает вдохновение? Когда становится страшно или непонятно, когда ты устаёшь и понимаешь, что нет сил в таком режиме двигаться дальше. Где взять мотивацию?
Про тренд на мягкие способы мотивации
Есть жёсткий подход. Соберись, тряпка! Развёл тут сопли, ну-ка встал и пошёл! No pain — no gain! Жёсткий подход выглядит старомодным, так нас учили отцы и деды, так учил Железный Арни полвека назад.
Но мы же в прогрессивное время живём и достаточно знаем о том, что не нужно себя насиловать. В последние годы я вижу рост популярности мягких, экологичных способов мотивации. Они обещают поддерживать драйв без особых волевых усилий. Вместо усилий мягкие способы предлагают нам разобраться с собственной психикой. Принять себя, полюбить себя, радовать своего «внутреннего ребёнка», быть бережным к себе, и так далее.
С этой точки зрения никаких претензий к мягким способам нет. Я сам работаю с психотерапевтом и потихоньку ремонтирую в себе то, что сломалось или сломали (или я сам сломал) за прошедшие десятилетия. Это важно и полезно.
Проблемы ровным счётом две. Забота о себе отлично продаётся, и этим многие пользуются — раз. И — два — что-то я не замечаю, что это у всех вокруг хорошо работает с точки зрения достижения целей.
Вот несколько популярных идей из «мягкой» темы:
— Минимизируй сопротивление. Делай по чуть-чуть, по пять минут в день, лучше сделать что-то самое простое, чем вообще ничего не сделать. Это рабочие штуки из тайм-менеджмента, которые прикрутили к задачам саморазвития. Идею минимизации продвигает автор «Атомных привычек» Джеймс Клир и другие сторонники микроизменений.
— Добавь веселья. Эту идею продвигают сторонники позитивной психологии со времён книги «Проект Счастье» Гретхен Рубин. Чтобы что-то получилось, надо делать это весело. Например, превратить процесс в игру, завести себе прикольный блокнот, где прикольной ручкой ставить напротив выполненных задач прикольные чекпоинты, придумать систему наград и так далее.
— Работай через ценности. Делай не потому, что «надо», а потому что это «важно». Не заставляй себя. Это идея из мира ACT (Acceptance and commitment therapy, терапии принятия и ответственности). Данную идею продвигают такие авторы, как Стивен Хейз и Росс Харрис («Ловушка счастья»). У нас похожее транслирует Лабковский: делай то, что ты хочешь, и не делай то, чего не хочешь.
— Проработай травмы. То, о чём я упоминал чуть выше: прежде чем что-то менять, нужно сначала полюбить себя, перестать себя ругать, исцелить внутреннего ребёнка, дать право на отдых. Эта идея активно тиражируется в современном запретнограм-коучинге и психотерапевтических блогах, а издательства выпускают целые серии книг с названиями вроде «К себе нежно» и так далее.
Это звучит заманчиво. Не нужно предпринимать какие-то ежедневные усилия, страдать и превзмогать. Вместо этого нужно настроить систему, настроить свой мозг, подписать с ним что-то типа контракта: я обещаю тебя сильно не напрягать, радовать и заботиться, а ты начни делать то, что нужно.
Но…
Почему мягкие способы плохо работают?
Если бы они работали, то все вокруг были бы счастливы. Но почему-то наибольших успехов добиваются либо те, кто пашет как проклятый, либо те, кто отчаянно рискует (либо те, кто однажды проснулся и обнаружил, что его папа уже миллиардер, а его главная проблема — не облажаться на совете директоров).
Почему вокруг так много людей, которые знают о привычках, геймификации, внутренних ценностях, списках дел и бережной заботе, но продолжают откладывать, срываться, бросать начатое и бороться с чувством вины?
Дело не в том, что «мягкие» способы бесполезны. В них много полезного. Проблема в том, что они не соответствуют глубине наших настоящих психологических проблем. Они предлагают косметические решения для работы с серьёзными, системными блоками, формировавшимися много лет.
Разберём по пунктам, почему это происходит.
1. Они не учитывают настоящую силу внутреннего сопротивления
Мы не просто «не можем собраться». У большинства людей за прокрастинацией стоит сложный клубок бессознательных процессов: страх провала или, наоборот, успеха, перфекционизм, выученная беспомощность, травматический опыт, внутренний критик, чувство вины и так далее.
Когда тебе говорят: «Просто начни с 5 минут в день» — это может сработать один раз. Может успешно работать неделю, две. Но если за внешней пассивностью стоит, например, убеждение, что «ты недостоин», «успех = опасность» или «если я начну, меня бросят» — то никакие 5 или даже 15 минут не помогут. Сопротивление найдёт способ свернуть всё в ноль.
Мягкие подходы зачастую игнорируют глубину этого внутреннего саботажа. Они говорят с тобой, как будто ты немного устал, в то время как ты можешь находиться в состоянии глубочайшего п…ца.
2. Они не дают устойчивой опоры
Одна из главных иллюзий мягких подходов — вера в то, что если вокруг создать «правильную» эмоциональную атмосферу (поддержку, удовольствие, принятие), то действие родится само собой. Но психология и физиология говорят обратное. Настроение — штука капризная: оно зависит от сна, гормонов, стресса, даже от того, что ты съел на завтрак. А мозг устроен так, что в трудный момент «слушать себя» означает слышать только тревогу, усталость и внутреннего критика — потому что именно они громче всего.
3. Они хорошо работают на короткой дистанции (и в хорошую погоду)
Да, бывает, что мягкие способы работают эффективно. Особенно — в начале. Особенно — если ты в целом стабилен, у тебя есть базовая энергия, нет депрессии, и тебе нужно просто больше информации для действия. Тогда — да: маленькие шаги, аффирмации, геймификация, всё это помогает войти в ритм.
Но стоит начаться трудному периоду — недосып, стресс, проблемы на работе, простуда — и вся эта экосистема разваливается. Почему? Потому что она требует ресурса. Мягкие способы предполагают, что у тебя уже есть минимальный внутренний порядок, на котором они могут вырасти. Но как только ресурс уходит — уходит и всё остальное.
Вот почему столько людей бросают дневники благодарности, трекеры привычек и утренние ритуалы. Не потому что они плохие — а потому что они не держат в кризис.
4. Они могут стать новым способом избегания
Самое, пожалуй, неприятное. Мягкие способы могут стать обоснованием того, почему не надо предпринимать реальные действия. Вместо того чтобы делать, человек начинает бесконечно изучать, как бы делать «мягко», «экологично», «в своё удовольствие». Начинается коллекционирование методик, чтение «исцеляющих» книг, покупка красивого блокнотика, выбор приложения, прослушивание подкастов… Всё что угодно, кроме действия.
Забота о себе превращается в новый способ не встречаться с трудностями. Сложные эмоции? Лучше я приму ванну. Надо сесть за проект? Лучше я перепишу свой список целей на месяц. Хочется начать тренироваться? Лучше я подберу «подходящий» коврик и найду правильное видео. Это ловушка: иллюзия движения без движения.
Но что делать? Если не работает мягкое и нежное, то есть повод перейти к тому, что пожёстче. Как говорил старина Арнольд, нельзя взобраться по лестнице успеха, держа руки в карманах. Ключ к решению проблемы отсутствия мотивации и реального действия — дисциплина.
От стоиков до спортсменов
Идея о том, что серьёзные цели требуют дисциплины, появилась не вчера. Она гораздо старше всех популярных коучей и книг по саморазвитию. Это — принцип, проверенный временем, войнами и людскими судьбами.
Уже древнеримские стоики — Сенека, Марк Аврелий, Эпиктет — говорили о важности внутреннего порядка, самоконтроля и упорства. Их философия учила: свобода возможна только тогда, когда ты владеешь собой. Не обстоятельства, не желания и страхи управляют тобой, а ты сам.
«Он свободен, кто живёт так, как хочет, — но хочет он того, что велит разум». — Эпиктет
Стоики не верили в мотивацию. Они верили в долг, в целенаправленные действия, в ежедневное усилие, независимо от эмоций. Их подход можно назвать одной из первых систем зрелой самодисциплины.
Многое из идей стоиков извлекли и трансформировали первые христиане. В христианстве дисциплина тесно связана с идеями послушания, смирения и внутренней работы. Молитвенное правило, посты, аскеза, ежедневное покаяние — это не про страдание ради страдания, а про достижение духовных целей.
Воинские традиции Востока — дзэн-буддизм, кодекс бусидо, монашеские ордена — также строились на дисциплине. Помните известное поражение: «У самурая нет цели, только путь»? Каждый день, каждое движение, каждое повторение — как кирпич в храме внутренней силы. Самурай побеждает не за счёт силы, а за счёт порядка внутри себя. Монах достигает просветления не через вдохновение, а через тысячу повторений простого действия.
Времена идут, а дисциплина всё так же хорошо работает. Армия любой страны мира строится на идее, что дисциплина важнее силы. В армейской дисциплине много крайностей и выросшего из них своеобразного юмора, но если говорить о профессиональной военной подготовке, то любой десантник или морпех вам скажет, что побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто продолжает идти, когда все остальные сломались.
Профессиональные спортсмены десятилетиями подчиняют свою жизнь рутине и самоконтролю, потому что знают: серьёзный успех — это результат повторения, а не вдохновения. Легенды спорта, такие как Александр Карелин, Фёдор Емельяненко, Владимир «Динамит» Турчинский, Алексей Воевода, не раз публично заявляли, что их достижения — результат жёсткой дисциплины.
Но что, если представить человека, для которого дисциплина — не просто инструмент, а сама суть существования, не способ достичь цели, а цель сама по себе.
Знакомьтесь, Дэвид Гоггинс.
Кто такой Дэвид Гоггинс?
Дэвид Гоггинс — долговязый афроамериканец, бывший американский «морской котик» (Navy SEAL), участник войны в Ираке, ультраспортсмен, рекордсмен Книги рекордов Гиннеса по количеству подтягиваний за сутки и автор бестселлера «Can’t Hurt Me: Master Your Mind and Defy the Odds».
Гоггинс настолько меметичен, что его фамилия нарицательной, а в американском слэнге появился глагол «гоггинсить» (to goggins), обозначающий что-то вроде «упорото идти к цели, не взирая на боль и страдания».
Вся история Дэвида Гоггинса выстроена на противостоянии с самим собой, с болью, страхом, ленью, телом и обстоятельствами. Гоггинс — не «герой спорта» и не просто «мотивационный спикер». Он — живая иллюстрация дисциплины как формы духовного и физического преодоления.
Дэвид Гоггинс родился в 1975 году в Буффало, штат Нью-Йорк, и его детство было наполнено насилием и издевательствами. Его отец, Траннис, владел катком и с раннего возраста заставлял Дэвида, его брата и мать работать там по ночам. Если что-то шло не так, например, терялась пара коньков, Траннис жестоко избивал жену и запугивал детей, чтобы они молчали о том, что происходит в семье. Впоследствии это привело к развитию у Гоггинса ПТСР.
Когда Дэвиду было около восьми, его мать решилась сбежать от жестокого мужа и вместе с детьми переехала на юг Индианы в небольшой сельский городок Брэзил. Там они столкнулись с другими проблемами: крайней бедностью и выраженным в то время в южных штатах расизмом. Как рассказывал Гоггинс в интервью Джо Рогану, в то время их городке на 10 тысяч человек жило около 10 чернокожих семей, а участие Ку-Клус-Клана в параде на День Независимости было в порядке вещей, потому что их штаб-квартира находилась в пригороде. Дэвид был одним из немногих чернокожих детей в школе и подвергался издевательствам как со стороны одноклассников, так и со стороны их консервативных родителей.
То ли из-за генетики, то ли из-за постоянного стресса и душевных травм у Гоггинса развилась дислексия — неврологическое расстройство, приводящего к невозможности нормально читать и писать, и, как следствие, СДВГ. Это ещё больше усугубляло его нахождение в школе.
Чтобы вы понимали, ребёнок-дислексик видит слово «кот», но читает слово «ток», путает похожие буквы, пропускает буквы при чтении и забывает как пишутся слова. При этом он всё понимает и отлично учится, проблемы именно с письмом и чтением, особенность обработки информации мозгом. Со временем при использовании специальных методик ситуация улучшается, но с Гоггинсом никто не занимался, и он был брошен на произвол судьбы.
В какой-то момент показалось, что жизнь стала налаживаться. Мать Дэвида начала встречаться с мужчиной по имени Уилмот Ирвинг, который заменил мальчику отца и помогал ему справляться с трудностями. Однако в этой истории случился очередной зловещий поворот: в 1989 году Уилмота застрелили прямо возле дома. Это произошло на глазах Дэвида, и подросток получил в свою копилку ещё одну психологическую травму.
Травили Гоггинса не только за цвет кожи и за «тупость», но и за лишний вес. Гоггинс часто говорит в интервью, что он ненавидел себя и своё тело и заедал стресс фастфудом. Но после школы Гоггинс, руководствуясь примером своего деда, решил поступить на службу в ВВС США в подразделение боевых спасателей (Pararescue). Для этого ему потребовалось пройти курс тренировок и медкомиссию. И тут снова удар: на комиссии ему диагностировали серповидноклеточную анемию.
Дело в том, что у обычных людей красные кровяные тельца (эритроциты) круглые и гибкие, но при этом генетическом заболевании они становятся жёсткими и приобретают форму полумесяца (или серпа — отсюда название). Из-за этого они не могут свободно перемещаться по мелким кровеносным сосудам, застревают, блокируют кровоток и несут меньше кислорода. Это приводит к хроническим болям, повреждениям органов, анемии и другим малоприятным симптомам.
У Гоггинса эта болезнь была обнаружена в лёгкой форме: он унаследовал не два вызывающих её «бракованных» гена, а один. Тем не менее, в то время считалось, что даже лёгкая форма может спровоцировать внезапную смерть из-за остановки сердца, и, разумеется, никому не хотелось, чтобы курсант откинулся прямо посреди экзамена. Его отстранили.
Гоггинс в это время проходил часть курса, посвящённую действиям на воде и под водой. Плавать он кое-как научился, но пребывание под водой вгоняло его в панику, которая усугублялась жестокостью испытаний. Например, в книге он описывает этап, когда курсантам нужно было находиться под водой с одной плавательной трубкой на двоих, а инструкторы в это время наносили им удары и сбивали дыхание. Поэтому, в определённой степени, Дэвид был рад, что ему не придётся проходить дальше через эти водные мучения (это был ещё тот старый Гоггинс).
Примечание: плавание — больная тема для многих афроамериканцев его поколения. В США в эпоху расовой сегрегации (до 1960-х) многие общественные бассейны были закрыты для чернокожих. Но и после десегрегации некоторые бассейны (особенно частные) стали закрываться или переносить локации, чтобы избежать смешанного посещения. Это привело к тому, что у многих чернокожих семей не было возможности научиться плавать. Из-за исторических ограничений плавание не стало частью культуры многих афроамериканских семей, и родители, не умеющие плавать, не могли научить своих детей, что создало поколенческий разрыв. По данным USA Swimming Foundation, около 64% афроамериканских детей не умеют плавать (против 40% среди белых детей).
Возможность вернуться к испытаниям появилась довольно быстро. Врачи посовещались и спустя несколько дней вернули ему допуск, ссылаясь на то, что болезнь недостаточно изучена. Но старший сержант, проводивший отбор, сказал, что Гоггинс сильно отстал, и что он сдаст экзамены только в том случае, если пройдёт заново все десять недель «водного» курса («десять недель ужаса, ярости и бессонницы», по словам Дэвида).
Неопытный Гоггинс отказался.Его перевели в группу тактического контроля ВВС — это те самые ребята, которые оказывают поддержку лётчикам на земле, сидя в наушниках перед мониторами. Гоггинса мучала совесть за то, что он упустил свой шанс, и в итоге после нескольких лет сидячей службы он уволился.
На гражданке Дэвид устроился дезинсектором. Неблагодарная стрессовая работа привела к тому, что он стал есть ещё больше нездоровой пищи и проводить вечера, сидя на диване перед телевизором. Проходя службу, Гоггинс довольно мощно раскачался, а после увольнения продолжил набирать вес, но уже за счёт жира. К двадцати годам Гоггинс весил 300 фунтов (более 130 килограммов, глядя на худощавого Дэвида-взрослого сложно это представить), не верил в себя и постоянно врал — окружающим и самому себе («я был дерьмом, но пытался всем доказать, что не пахну»).
Я хотел быть большим, потому что большой вес скрывал Дэвида Гоггинса.
Переломный момент наступил, когда он, в очередной раз включив после работы телек, увидел сюжет о морских котиках и понял, что хочет стать одним из них. Но для этого нужно было скинуть 48 кг за три месяца и пройти один из самых жёстких отборов в мире («или вернуться на работу и продолжить травить тараканов»). Именно тогда Гоггинс начал использовать дисциплину как оружие против хаоса собственной жизни.
Не с первой попытки, но он попал в спецназ. Прошёл печально известную «адскую неделю» — не ту, которую нам предлагает пройти Эрик Бертран Ларссен в своих книгах, а реальную, предназначенную для того, чтобы отобрать в ряды Navy SEALs только самых тренированных и психологически устойчивых бойцов. Эта неделя является «вишенкой на торте» полугодового отборочного курса BUD/S и длится пять с половиной суток, во время которых кандидаты практически не спят. Почти всё время они проводят на ногах: в холодной воде, в песке, таская брёвна, лодки, преодолевая полосы препятствий, ползая по болотам и так далее. Цель — не просто проверить физическую выносливость, а сломать человека психологически. Известный телевыживальщик Беар Гриллс рассказывал, что в конце своей подобной «адской недели» (но в британском спецназе SAS) он проходил через ситуацию, в ходе которой моделировалось попадание в плен и реальные пытки. Гоггинс об этом нигде не упоминает, но я не удивлюсь, если он тоже сталкивался с подобным.
Гоггинс проходил эту «неделю» трижды — одну он сорвал из-за болезни, вторую тянул на сломанных ногах, и лишь третью сумел дожать. Он был тяжело ранен, страдал от переломов, отёков, пневмонии и воспалений, и когда Гоггинс говорит «на сломанных ногах», это следует воспринимать не как метафору, а буквально: часть одной из «адских недель» он передвигался с поломанными костями стопы, которую он замотал скотчем.
Было бы странным считать, что после прохождения «адской недели» и поступления в спецназ у Гоггинса настали спокойные дни — всё только начиналось!
После прохождения BUD/S он служил в составе морских котиков, участвовал в боевых действиях, в том числе в Ираке. По понятным причинам рассказывать всё он не может, но неоднократно подчёркивает, что служба закалила его окончательно: постоянное напряжение, страх, потери товарищей.
В какой-то момент опять всплыла тема с серповидноклеточной анемией. Его организм не мог так же эффективно справляться с нагрузками, как у здоровых людей, и Гоггинса попытались отстранить от службы. Однако Гоггинс, используя свою невероятную силу воли, отказался сдаваться. Он убедил руководство позволить ему продолжить, найдя способ доказать, что он может функционировать, несмотря на риск. Это стало ещё одним огромным препятствием, которое он преодолел благодаря своему менталитету.
Выйдя на гражданку, Гоггинс буквально превратил свою жизнь в бесконечную серию добровольных адских недель, где он сам себе и инструктор, и испытуемый. Чтобы собрать средства для ветеранов, он начал участвовать в ультрамарафонах, пройдя общим числом более шестидесяти, из которых самые известные:
— Badwater 135 — 217 км по Долине Смерти в Калифорнии, при температуре до 50°C; — Moab 240 — 386 км по горам и пустыне штата Юта; — HURT 100 — тропический марафон по джунглям Гавайев.
Помимо бега он успешно пробовался в триатлоне, а в 2013 году Гоггинс установил мировой рекорд по подтягиваниям за 24 часа — 4030 повторений. До этого у него было три неудачные попытки: руки буквально рвались в кровь, лопалась кожа, отказывали мышцы. Он тренировался на турнике по 8 часов в день, по его словам — «чтобы боль стала рутиной».
К боли он тоже относился как к рутине. Его никогда не останавливали ни травмы, ни проблемы с сердцем. Гоггинс говорит, что каждый день ощущает боль и усталость — но всё равно встаёт в 4 утра и бежит 20 км. Потому что, цитата: «Если ты выбираешь комфорт — ты медленно умираешь».
В одном из интервью Гоггинс сравнил себя с лабораторной крысой, которую Господь послал в этот мир и сказал: «Давай посмотрим, что получится из этого избитого, униженного ребёнка, у которого искалеченное тело, плохая генетика, серповидноклеточная анемия и всё прочее. Давай дадим ему всё, что может помешать ему служить в армии. Давай поместим его в такие условия и посмотрим, что из этого получится».
Большинству людей Гоггинс стал известен после написания и публикации двух книг: автобиографии «Can’t Hurt Me» и её более философского и мрачного продолжения «Never Finished» о том, что дисциплина — это не «путь к цели», а образ жизни до самой смерти.
На русском языке эти книги не выходили, но на данный момент — осень 2025 года — есть в неофициальном переводе на маркетплейсах. Я же познакомился с Гоггинсом благодаря другой книге, «Месяц на пределе» (в оригинале «Living with a Seal») Джесси Итцлера. Там Итцлер, богатенький продюсер, решил подкачаться и пригласил к себе в гости некоего сурового морпеха, чтобы тот месяц у него пожил и потренировал.
Начались совершенно жёсткие и абсурдные дни, когда Итцлер прошёл такие испытания, которые в здравом уме обходил бы за километр. Морпех заставлял его выходить из зоны комфорта каждый день, будь то бег в снежную бурю, плавание в ледяной воде или выполнение безумных отжиманий в любой момент времени, вне зависимости от того, где ты находишься и что делаешь (один раз Итцлеру пришлось прерваться на отжимания во время важного совещания прямо в офисе). Экстремальный подход этого парня помог Итцлеру обнаружить в себе гораздо больше сил и выносливости, чем он когда-либо предполагал.
Описывал Итцлер всё происходящее с юмором и иронией, имён не называл, и образ чокнутого «котика», который даже внутри богатого особняка разбивает себе палатку, казался карикатурным. Но выяснилось, что всё это не шутки, а морпех — не просто какой-то там тренер, а ходячая машина по разрушению комфорта, человек, который делает страдание инструментом роста.
Сам же Гоггинс сейчас, помимо спорта, публичных выступлений и выбивания дерьма из богатеньких буратин работает техником на скорой помощи, а летом помогает лесным пожарным в Британской Колумбии, о чём скромно упоминает на своём личном сайте. В одном из интервью он признался, что дислексия до сих пор мешает ему учиться, и для сдачи регулярных квалификационных экзаменов на скорой ему приходится по несколько часов в день читать одни и те же страницы пособий, пока те не запечатлеются в его памяти как фотографии.
В этом посте нет смысла перечислять все выходки, злоключения и приключения Гоггинса, которые он описывает в «Can’t Hurt Me» — читайте биографию. Я же надеюсь, что вы достаточно прониклись этим отмороженным безумцем, и предлагаю перейти к методам мотивации, которые использует Гоггинс.
Передняя поясная извилина и работа «через не хочу»
В интервью, которое Гоггинс дал нейробиологу Эндрю Хуберману, много интересного, но самой полезной с практической точки зрения была часть, где они обсуждали переднюю поясную извилину. Это часть мозга, anterior mid-cingulate cortex (aMCC), играющая важную роль в процессах, связанных с волевыми усилиями и принятием решений в условиях дискомфорта.
aMCC часто называют «центром управления» силой воли. Эта область мозга играет важную роль в том, как мы обрабатываем сигналы, связанные с дискомфортом, неопределенностью и стрессом. aMCC активируется, когда нам нужно приложить усилия для преодоления трудностей, особенно когда задача сложна или неприятна, помогая сделать выбор: продолжать ли действовать или отступить. Буквально, она оценивает, сколько энергии (усилий) нам нужно потратить по сравнению с потенциальным вознаграждением.
Как и в случае физических тренировок для роста мышц, различным областям мозга нужно регулярное стимулирование. aMCC может «расти» или «уменьшаться», словно мышца, в зависимости от того, насколько часто мы её «используем».
Но как её тренировать?
Хуберман с Гоггинсом отвечают прямо: твоя aMCC тренируется, когда ты выполняешь задачи, которые ты не хочешь выполнять. Внимание! Не путаем выполнение через «не хочу» и выполнение сложных задач в целом. К примеру, если вы ощущаете дискомфорт от холодной воды, но каждое утро обливаетесь из ведра, то это тренирует aMCC. Но если вы привыкли, и обливания начинают доставлять вам удовольствие, то всё, эффект, уменьшается.
Нужно действительно действовать через силу.
И это «через силу» должно войти в постоянное употребление. Древние стоики знали в этом толк: одной из стоических практик как раз является намеренное помещение себя в дискомфортные ситуации.
Так, Сенека пишет другу Луциллию прямо-таки практическое руководство:
Однако мне до того нравится испытывать твердость твоей души, что я, по совету великих людей, и тебе советую несколько дней подряд довольствоваться скудной и дешевой пищей, грубым и суровым платьем. И тогда ты скажешь сам: “Так вот чего я боялся?“Пусть среди полной безмятежности душа готовится к трудностям, среди благодеяний фортуны копит силы против ее обид. Солдаты и в мирное время идут в поход, хоть и не на врага, насыпают валы, изнуряют себя ненужной работой, чтобы хватало сил на необходимую. Если не хочешь, чтобы воин дрогнул в бою, закаляй его перед боем. Этому правилу и следовали те, кто каждый месяц подражал беднякам, доходя чуть ли не до нужды, но зато потом не боялся зла, к которому приучил себя. — «Нравственные письма к Луциллию», письмо XVIII
Стоики понимали: настоящая закалка воли происходит не когда тебе тяжело по необходимости, а когда ты сам выбираешь трудности — и делаешь это системно. Не ради страдания, а чтобы научиться сохранять ясность ума и контроль в любых обстоятельствах.
Так что если Хуберман и Гоггинс говорят о тренировке aMCC через «не хочу» — стоики добавили бы: «Делай это осознанно, как упражнение для ума, а не просто ради преодоления».
Люди с более развитой aMCC часто встречаются среди спортсменов и тех, кто регулярно преодолевает трудности. Есть интересное исследование, показывающее, что aMCC в целом меньше у людей с ожирением, но её размер может увеличиться, если те придерживаются диеты, что указывает на прямую связь между выбором образа жизни и развитием силы воли.
Таким образом, aMCC — это критически важная область мозга, которая лежит в основе нашей способности проявлять силу воли, упорство и устойчивость, и, что важно, её можно развивать и укреплять через целенаправленное вовлечение в сложные и требующие усилий действия.
Внутренний диалог
Сталкиваясь с препятствиями, у каждого из нас в голове включается внутренний диалог. В нём — хор голосов (играли в Disco Elysium?), среди которых у многих людей обязательно найдётся негативный. Он говорит: «Брось!», «Ты устал!», «Отложи на завтра». Ему легко поддаться, но перебороть его куда сложнее.
Хотелось бы предположить, что Гоггинс поставил под контроль свой внутренний диалог и обязательно расскажет нам, как это сделать, но… в его голове звучит тот же самый негативный внутренний голос. Для Гоггинса жизнь — это постоянная, непрекращающаяся битва с внутренним голосом. Он ласково называет этот голос «внутренней сучкой» («inner bitch»), и его метод заключается в том, чтобы вести с ним войну и подавлять его осознанными действиями.
Вот что можно сделать:
— Не игнорировать, а активно противостоять.
Когда голос начинает тебя уламывать на всё забить, Гоггинс отвечает ему «нет» и заставляет себя двигаться дальше. Он описывает это как двухсторонний разговор, где он управляет дискуссией.
Например, когда звенит будильник в 4 или 5 утра, и мозг говорит: «Нет, ты сонный, ты заслуживаешь еще поспать», Гоггинс просто говорит: «Нет, я встаю. Это то, что я сейчас сделаю».
Контроль внутреннего диалога проявляется через конкретные действия. Самое главное — СДЕЛАТЬ то, что ты только что ему пообещал. Показать этому ментальному гадёнышу, кто здесь главный.
Бывает так, что в повседневной суете ты действуешь на автомате и просто не слышишь этот внутренний диалог. Тогда есть смысл отключить все отвлекающие факторы и задать себе вопрос: «Чего я сейчас хочу, и почему ощущаю дискомфорт?» Это прекрасно сочетается с тем, о чём мы говорили выше — inner bitch прекрасно проявляется в ситуациях дискомфорта, и Гоггинс целенаправленно и регулярно влезает в этот дискомфорт.
— Откладывать «печеньки» (победы) в банку
Гоггинс утверждает, что «морковки» в обычном режиме жизни его не мотивируют (для русскоязычного читателя будет понятнее слово «пряники» — Дэвид использует слово «морковка», отсылая слушателя к старой метафоре «морковка и палка», которая полностью аналогична нашему «кнуту или прянику» и отражает тяжёлую жизнь ослика, который или сам идёт за морковкой, или ему приходится идти, потому что его лупят).
Тем не менее, он коллекционирует свои победы в голове, и каждая победа над собой, каждая преодоленная трудность становится «печенькой» (cookie) в его знаменитой «банке» (cookie jar).
Банка с печеньем — метафора из его книги «Can’t Hurt Me». В детстве в Брэзиле Дэвид с матерью жили небогато и не могли себе позволить часто покупать сладкое. Тем не менее, мать иногда покупала разное печенье и складывала его в жестяную банку, а потом, по случаю, выдавала сыну одну-две штуки. Для Дэвида это было сродни поиску сокровищ: он всегда гадал, какое печенье ему достанется на этот раз и долго разглядывал его, прежде чем съесть.
Впервые Гоггинс вспомнил про ту банку с сокровищами из детства в один из сложнейших моментов своей жизни, во время первого ультрамарафона, который он побежал без подготовки и чуть не умер. Он воссоздал в голове мысленное хранилище всех своих прошлых побед, преодоленных трудностей, достижений, моментов выносливости и боли, которые он пережил и из которых вышел победителем.
Когда Гоггинс сталкивается с невероятной трудностью, сомнением в своих силах, или когда его inner bitch начинает нашептывать, что он не может, и что он устал, он представляет в голове свою банку, достаёт печенье и разглядывает его — вспоминает конкретный момент из своего прошлого, когда он уже справлялся с чем-то невыносимым.
Это воспоминание служит доказательством для его разума. Оно говорит: «Ты уже был в этой ситуации, ты уже страдал так же сильно (или даже сильнее), и ты справился. Если ты справился тогда, ты справишься и сейчас». Это не просто память о неких событиях, а способ напомнить себе о своей силе в моменты слабости.
— Не надеяться, что когда-то внутренний голос затихнет
Гоггинс постоянно говорит, что путь к победе над внутренним диалогом не имеет конца. Голос всегда будет пытаться сбить тебя с пути, что бы ты не делал и каких бы высот не достигал в саморазвитии.
Он развил исключительный уровень дисциплины и психической/физической стойкости именно благодаря постоянной борьбе с этим внутренним сопротивлением и не планирует попасть в светлое будущее, в котором его жизнь станет спокойной и расслабленной.
Честность как фундамент
Одна из самых мощных и неожиданных идей Дэвида Гоггинса заключается в том, что дисциплина — это не про волю. Это про правду. Под правдой он понимает предельно конкретную, приземлённую честность с собой: ты либо делаешь то, что должен, либо нет. Ты либо стараешься, либо нет. И если ты кем-то не являешься и чего-то не умеешь, то спокойно признаёшь это.
Он называет правду «отправной точкой любой трансформации». Пока ты врёшь себе — ты не двинешься с места. Мотивация, вдохновение, цели, списки дел — всё это держится на зыбком фундаменте и может провалиться в любой момент, если ты не готов быть с собой честным.
Гоггинс приводит цитату физика Ричарда Фейнмана:
— Первое правило — не обманывать самого себя. А себя обмануть легче всего». По его мнению, именно это и делает большинство людей: живёт в выдуманной, комфортной реальности. Там они — «в процессе», «работают над собой», «учатся принимать себя», «не хотят жить по навязанным стандартам». Там у них «не сезон», «выгоревший ресурс», «сложный период». И всё это может быть правдой. Но чаще всего — это завуалированный способ уйти от ответственности.
Как мы уже знаем, в нашей голове происходит бесконечный внутренний диалог с inner bitch. Самое время познакомиться с двумя другими голосами.
Первый голос — мягкий, Гоггинс даже называет его любящим. Когда мы стараемся что-то сделать, он говорит: «Какой ты молодец! Давай, ты здорово работаешь! Ты задействуешь весь свой потенциал на 90% из 100% (эти цифры Дэвид произносит в одном из интервью)». Нам нравится то, что говорит этот голос, потому что мы, как правило, настолько разленились, что даже за небольшие усилия ожидаем особой благодарности.
Но есть ещё один голос, от которого мы находимся невероятно далеко, и который мы вообще не хотели бы слушать. Он говорит: «Эй, чувак, ты ничего не делаешь! Ты ни на что не способен!» И это не какой-то зловредный голос, который пытается сбить нас с пути — это голос правды, который в большинстве случаев прав.
Первый, «мягкий» голос приятен, но это застой и топтание на месте.
Второй, «жёсткий» голос делает больно, но это движение вперёд, пусть через силу и через страх.
Допустим, два друга ставят цель: научиться вставать в 6 утра каждый день, чтобы иметь время на утреннюю зарядку, чтение и планирование дня.
Первый друг не читал книг про силу воли, зато всегда любил смотреть мотивационные видосы в соцсетях, и он прислушивается к своему «мягкому» голосу.
Он покупает себе красивый ежедневник, подписывается на несколько блогов про «магию утра», собирает мотивирующий плейлист для зарядки. Вечером он ставит будильник на 6:00 и ложится спать, довольный собой.
Утром он просыпается от будильника, но организм сопротивляется: ночь была короткой, подушка тёплая, тело просит ещё немного сна. Мягкий голос говорит: «Ну, попробовали — не получилось. Завтра ещё раз попробуем, там мы уже будем более собранными».
Или: «Главное — не время, а качество. Проснёшься в 8, зато в ресурсе».
Или: «Зря решили сегодня начать — как назло, сложный день на работе, не выспимся — хуже будет. Вот завтра точно день лучше».
И первый друг остаётся в кровати. Да, он просыпается на два часа позже и вполне выспавшимся, но его всё равно терзает чувство вины за то, что он провалил задачу. Впрочем, мягкий голос напоминает ему, что он выбрал себя и отнёсся к себе бережно.
В течение недели попытки продолжаются, но без результата. Каждое утро мягкий голос предлагает «разумные» отговорки, и каждый раз человек поддаётся — всё экологично, никакого насилия над собой, но итог один: цель не приближается.
Второй друг насмотрелся видосов про Дэвида Гоггинса и решил с мягким голосом не сюсюкаться. Для этого он пишет кое-что на листе бумаги и ставит его рядом с будильником.
Утром он точно так же еле разлепляет глаза по звонку будильника, и первое, что видит, это надпись: «Не поддавайся». Это позволяет погасить ему первый порыв бросить будильник и снова уснуть. Он глушит мягкий голос, зато прекрасно различает жёсткий, который говорит ему неприятную правду: «Ты обещал. Ты взрослый человек, держи слово».
Или: «Да, тяжело. Да, неохота. Это нормально. Вставай».
Или (прямо по Гоггинсу): «Отличная мысль! Ложись спать, я так и знал, что ты тряпка».
В итоге он встаёт. У него нет мыслей о бережном или не бережном отношении к себе, он просто ненавидит каждую секунду. Он сонный, злой и похожий на мерзкого зомби. Но он идёт, делает свою зарядку, заваривает кофе, открывает книгу, потом планирует дела. Уже во время зарядки приходит ясность. Через неделю — привычка. Через месяц — результат: каждый день начинается с победы над своей слабостью.
Гоггинс говорит о том, что нужно разрушить свой внутренний Диснейленд — мир в нашем воображении, в котором мы — герои, лишь временно попавшие в неприятные обстоятельства, из-за которых мы «уставшие», «перегруженные» и «не в ресурсе». Зато у этих героев всё впереди, они работают над собой, живут осознанно и так далее — но по факту не делают ничего серьёзного.
Пока ты не сломаешь этот грёбаный парк вечных аттракционов, ты никуда не продвинешься. Ты так и будешь топтаться на месте, создав себе видимость движения, но по факту сможешь достичь лишь малой части от того, что мог бы на самом деле.
Чтобы донести до людей эту мысль более доступно, Гоггинс сформулировал то, что он называет «правилом 40%»:
Когда тебе кажется, что ты на пределе и больше не можешь — ты по факту использовал только 40% своего потенциала.
Это не научная цифра, её никто не высчитывал, это просто метафора, наблюдение самого Дэвида. Она означает, что наш мозг всегда бьёт тревогу задолго до настоящей усталости. Мы не дорабатываем не потому, что не можем — а потому, что верим в иллюзию, будто сделали всё возможное. Гоггинс многократно проходил через состояния, когда «сил больше нет», «всё болит», «это невозможно», — и каждый раз продолжал. Опытным путём он много раз выяснял, что предел был не там, где казалось.
Гоггинс предлагает: заметить этот момент, когда появляется мысль «я устал», и не остановиться, а наоборот — продолжить.
Зеркало отчётности
Говоря о честном отношении к себе, Гоггинс рассказывает об одном из своих ключевых ритуалов, называемом «Зеркало отчётности» (Accountability Mirror).
Зеркало появилось в жизни Дэвида следующим образом. За год до окончания школы его жизнь представляла сплошной хаос. Он пропускал уроки, хотел пойти в армию, но на довольно простом тесте для желающих вступить в ВВС он набрал 20 баллов из 100 при минимальном 36. Мать за раздолбайство попросту выгнала его из дома. Парень кантовался по друзьям, у него не было денег, он был вечно голодным и совершенно не представлял что ему дальше делать.
Как-то раз мать позвонила и сказала, что его отчисляют. Она попросила, чтобы Дэвид зашёл и забрал письмо из школы с перечнем оценок. Гоггинс отправился домой. Поел, отдохнул, потом принял душ и залип перед зеркалом, вглядываясь в свою небритую физиономию. Вот как он описывает этот момент в книге «Can’t Hurt Me»:
В тот вечер, приняв душ, я протёр от пара наше проржавевшее зеркало в ванной и вгляделся в него. Мне не нравился тот, кто смотрел на меня в ответ. Я был мелкой шпаной без цели и будущего. Я почувствовал такое отвращение, что захотелось ударить этого ублюдка по лицу и разбить стекло.
Вместо этого я прочитал ему лекцию. Пришло время действовать по-настоящему. «Посмотри на себя, — сказал я. — Как ты думаешь, нужна ли ВВС твоя панковская задница? Ты ничего не стоишь. Ты просто недоразумение какое-то.
Я потянулся за кремом для бритья, нанес тонкий слой на лицо, распечатал новую бритву и продолжал говорить, пока брился. «Ты тупой ублюдок. Ты читаешь, как третьеклассник. Ты позорище! Ты никогда в жизни ни к чему хорошему не стремился, кроме баскетбола, какие у тебя могут быть цели? Это просто убого».
Сбрив пушок со щек и подбородка, я намылил голову. Я отчаянно нуждался в переменах. Я хотел стать кем-то новым.
«Ты видел где-нибудь, чтоб в армии ходили с приспущенными штанами? (имеется в виду то, что в среде чернокожей хип-хоп тусовки модно носить штаны на несколько размеров больше, приспустив их на бёдрах, и Гоггинс в те годы следовал этой моде). Тебе нужно перестать говорить как человек, который хочет стать гангстером. Ничто из этого дерьма не поможет! Больше никаких легких путей! Пришло время повзрослеть, мать твою!»
Вокруг меня клубился пар. Он покрывал мою кожу мурашками и лился прямо из моей души. То, что началось как спонтанный выплеск эмоций, превратилось в жёсткий разбор полётов.
“Это на твоей совести, — сказал я. — Да, я знаю, что это п…ц. Я знаю, через что ты прошёл. Я был там, сука! Счастливого, б…ь, Рождества. Никто не придет спасать твою задницу! Ни твоя мамочка, ни Уилмот. Никто! Решать тебе!”
К тому времени, как монолог закончился, я был чисто выбрит. Вода перламутром стекала по моей голове, стекала со лба и стекала по переносице. Я выглядел по-другому, и впервые я взял на себя ответственность. Родился новый ритуал, который остался со мной на долгие годы. Это помогло мне улучшить оценки, привести свою жалкую задницу в форму, окончить школу и поступить в Военно-воздушные силы. Ритуал был прост.
Я каждый вечер брил лицо и свой череп, орал и становился настоящим.
Для кого-то монолог Гоггинса прозвучит агрессивно, некультурно и токсично. Но Гоггинс подчёркивает:
Я не называл себя неудачником, чтобы себя унизить. Я делал это, чтобы перестать себя жалеть. Чтобы увидеть, где я нахожусь — и двигаться вперёд.
Он не верит в идею «полюби себя таким, какой ты есть», если «такой, какой ты есть» — это ленивое, хронически избегающее усилий животное. По его мнению, уважение к себе строится не на принятии, а на действиях. Ты не можешь чувствовать гордость, не сделав ничего, чем мог бы гордиться.
Таким образом, для Гоггинса дисциплина начинается не с расписания, не с аффирмаций, не с трекеров привычек. А с желания услышать правду о себе. Услышать, не убежать — и сделать шаг, несмотря на боль.
Отношение к трудностям
В какой-то день у Гоггинса во время обычных тренировок начал резко повышаться пульс. Как он сам говорит, долгие годы его пульс в покое был в районе тридцати, а тут повысился до 70-80, а пятиминутная тренировка на велосипеде разгоняла его вообще до 150. Он пошёл к врачу, тот осмотрел его и предположил, что Дэвид словил перетрен, но всё же направил на УЗИ сердца для подстраховки.
Там выяснилась страшная правда: у него ещё одна большая проблема с сердцем, дефект межпредсердной перегородки (Гоггинс пишет проще: «у меня дыра в сердце»). В перегородке между предсердиями оказывается отверстие, из-за чего кровь хуже насыщается кислородом, а сердце работает в режиме перегрузки. Это генетическое заболевание, которое практически не доставляет беспокойства в детстве, но проявляет себя в 30-40 лет полным спектром сердечных проблем.
Получается, что и три «адских недели», и все эти жёсткие ультрамарафоны, айронмены и так далее он проходил с больным неэффективным сердцем.
Ему сделали операцию, которая не дала нужного результата. Потребовалась повторная — но её нельзя делать после первой, нужно время, поэтому на пару лет Гоггинс оказался выкинутым из обычного режима жизни, службы и спорта (а он в тот момент готовился к велопробегу через США с запада на восток).
Что бы сделал обычный человек в такой ситуации? Вероятно, впал бы в апатию. Мало того, что изменилась вся жизнь, так ещё и перспективы туманные. Вдруг вторая операция не поможет? Вдруг станет ещё хуже? Но Гоггинс, как мы уже разобрались, с точки зрения волевых способностей совсем не обычный человек.
Он неоднократно рассказывал, что помогло ему не пасть духом: это понимание своей идентичности и готовность к боли.
Идентичность. Многие люди идентифицируют себя с тем, чем они занимаются: «я — спортсмен», «я — музыкант», «я — программист». И когда происходит что-то, что мешает этому занятию, то это может сломать психику.
Гоггинс не воспринимает себя как человека определённой профессии. Он говорит: «Я — человек, который каждый день ищет как стать сильнее». Поэтому когда у него забрали спорт, он долго не думал о том, что его жизнь кончилась. Он переключился на другое поле битвы: решил лучше разобраться в административной части работы, которой он занимается, стал оттачивать свои публичные выступления и так далее.
Это звучит как нечто новое, но прямо вытекает из всего того, что мы обсуждали раньше. Идентификация себя по внешним признакам — профессии, увлечениям, образу жизни — хрупка, и когда профессия/увлечение/образ жизни становятся недоступными, то крыша начинает протекать. Идентификация себя через характер, внутреннее ядро является антихрупкой.
Такой способ самоидентификации происходит, в первую очередь, из радикальной честности с собой: каждый день смотря на себя и называя вещи своими именами («я слабый», «я боюсь», «я не сделал»), ты убираешь самообман и перестаёшь относиться к себе как к жертве или любителю отмазок. Более того, твоя «банка с печеньем» напоминает тебе о твоих победах. Ты видишь, что ты — человек, со всеми своими страхами и сомнениями, но при этом ты раз за разом выбирался из неприятностей и побеждал.
Готовность к боли. Об этом мы говорили выше: для него каждый новый день — новый бой. Боль, ограничения, удары судьбы — часть его жизни, к которой он привык. Поэтому, узнав диагноз, он не удивился, а воспринял это как новое испытание, которое предстоит прожить. Тут прямо напрашиваются стоические практики, когда стоики целенаправленно создавали себе трудности, чтобы быть готовыми ко всему, что может подкинуть им жизнь.
Подобную ситуацию, как и многие другие, Гоггинс воспринимает как ещё один инструмент закалки разума.
Дисциплина без пропусков. Если говорить о тренировках, то при любых раскладах важно не давать мозгу выпасть из процесса. Ты не перестаёшь тренироваться, ты тренируешься по-другому, с меньшей интенсивностью. Пусть даже это не даёт тебе роста мышц или других показателей, здесь уже важно то, что происходит в твоей голове. Как мне говорил один врач, «тебе нужно делать упражнение для шеи, поворачивая её влево-вправо, но если ты не можешь этой шеей даже пошевелить, то хотя бы двигай влево-вправо глазами».
Не можешь тренировать силу и выносливость? Тренируй растяжки. Тренируй дыхание. Изучай анатомию. И так далее.
Постоянное самосовершенствование
Ещё один принцип Дэвида Гоггинса — постоянное самосовершенствование. Когда он говорит об этом, то подразумевает непрерывный и бесконечный процесс работы над собой во всех аспектах жизни. Для него, как для настоящего современного самурая, совершенствование — это не цель, а сам путь.
Этот принцип исходит из убеждения Гоггинса в том, что человек никогда не достигнет абсолютного совершенства. Как только вы добиваетесь одной цели, появляется следующая, и нужно искать новые вызовы. Он постоянно говорит о том, что люди слишком быстро расслабляются после достижения цели. Для него это ловушка. «Эти шкафы», — говорит он, — «никогда не будут полностью чистыми», под шкафами подразумевая скрытые уголки сознания, в которых мы копим лень, страхи, обиды, неудачи и ложные убеждения о себе.
Гоггинс ненавидит «самоуспокоенность» (complaency) — самодовольное состояние, когда человек останавливается в развитии, считая, что уже достаточно хорош. Он ненавидит тех, кто «успокоился» и активно борется с ростками самоуспокоенности в своём сознании, постоянно ища новые способы бросить вызов себе и проверить свои пределы.
Другой один термин, который использует Гоггинс — это reprocessing, ментальная и физическая «переработка» себя. Это постоянный пересмотр своих границ и своей внутренней силы. Физически это проявляется в практике экстремальных нагрузок — ультрамарафонах, триатлонах, многодневных велопробегах и других сложных челленджах. Ментально — в поиске своих слабых мест и работе над ними.
Более того, Гоггинс приветствует практику «обнуления» — когда ты оставляешь известный, проторенный путь и начинаешь заниматься чем-то новым. Например, уже будучи ветераном Navy SEAL, он решил пройти обучение в Школе армейских рейнджеров (Army Ranger School), ещё одну из самых жёстких военных школ в США — и не просто завершил, но закончил с отличием.
Школа рейнджеров — это двухмесячный курс выживания и боевой подготовки в армии США, который проходят не только будущие рейнджеры (элитная пехота), но и бойцы других частей. Суть школы — сломать уверенность в себе и проверить, способен ли человек работать в условиях тотальной усталости, голода и лишений.
В отличие от знакомых Гоггинсу тренировок морских котиков, где акцент делается на спецоперациях на воде, Школа рейнджеров — это про сухопутные действия и лидерство под давлением. Там почти нет сна (иногда по 3–4 часа в сутки), еда урезана, нагрузки максимальные. Человека доводят до состояния, когда организм и психика отказываются, и проверяют: способен ли он вести других за собой, когда сам еле стоит. Получить нашивку (Ranger Tab) — значит доказать, что ты умеешь не просто выживать, но и руководить в аду.
С учётом доходов от продажи книг, выступлений и тренерской деятельности Дэвид Гоггинс мог бы не искать никакой другой работы, но он полез в новые «адские недели» — не ради бравады, а ради «обнуления», чтобы получить новые навыки и напомнить себе о том, что даже спустя много лет реального боевого и спортивного опыта ты можешь попасть в ситуацию, в которой снова придётся достигать успеха, начиная с нуля. Не лучше ли попрактиковаться самому в создании таких ситуаций?
Как уже было сказано выше, вне своих соревнований и выступлений Гоггинс работает на скорой помощи и, сезонно, в пожарной бригаде. Там ему приходится отложить в сторону лавры и медали и, наравне со всеми, не смотря на дислексию, проходить повышения квалификации, экзамены и так далее.
Постоянное самосовершенствование для Гоггинса — это стиль жизни, в котором он никогда не останавливается и всегда ищет новые способы бросить вызов себе.
Что дальше?
Дэвиду Гоггинсу в 2025 году стукнул полтинник — почтенный возраст, когда многие уже начинают думать о том, как комфортно встретить старость. Но он не планирует успокаивается: например, буквально на днях, в августе он пробежал ультрамарафон Bigfoot 200, проходящий в горах с суммарным подъёмом более 9 километров.
Каждый день он встаёт перед зеркалом и напоминает себе о том, что оправдания — это ложь, а комфорт — ловушка. И что единственный путь вперёд — снова и снова бежать туда, где страшно и больно.
Но нельзя забывать о важном! Книги и интервью Гоггинса можно воспринимать как источник энергии, топливо для свершений, но не как дословную инструкцию к построению «антихрупкого» образа жизни. Его философия работает как «пинок», как напоминание, что мы почти всегда используем лишь часть своего потенциала. Но если копировать его стиль жизни буквально, то можно сломаться раньше, чем будет хоть какой-то рост.
Как по мне, Гоггинс не только невероятно стойкий, но и крайне удачливый человек — он всё ещё жив с таким-то набором травм и болезней. Так что не надо себя убивать — но надо учиться быть с собой тотально честным, тренировать тело и дух, искать выход из любых трудностей и превращать слабости в возможности для роста. Именно это и есть главный урок, который он оставляет всем нам.